🐋 Либеральная демократия была заявлена как конец истории. Воцарившийся в его результате капиталистический реализм утверждает капитализм венцом развития человечества, и исключает будущее без капитализма; представить его сложнее, чем конец света. Капиталист насмехается над любым возвышенным устремлением.
Метамодерн вредит модернизации, оптимизации, рационализации - всему тому, что лишает жизнь вкуса в обмен на рост продуктивности, и приносит её в жертву машине, смысл которой в том, чтобы максимизировать доход от пожирания жизни. Неолиберализм ограничивает наше воображение утилитарно-вычислительными функциями. Человек, живущий в обществе одиноких конкурентов; креативный, но не мечтающий; он превращается в автомат; в фашиста, в хипстера, в думера…
"Медленная отмена будущего" (Fisher) приводит к его отрицанию и исчезновению, к полной атрофии самой способности смотреть вперёд и видеть что-либо, кроме продолжающегося в бесконечность рыночного настоящего. Будущего нет. Вместо него есть обособленные индивиды, которых ничего не связывает, кроме производства, и обмена символами статуса под надзором корпораций в социальных сетях. Рост вознаграждения не поспевает за ростом продуктивности, которую из нас выжимает рынок. Эксплуатация, как и неравенство, растёт. Возможностей всё меньше, а потребность давать результат и соответствовать - всё больше. Все на таблах, запитых рэдбулом. У всех синдром гиперактивности и дефицит внимания. Из каждого - дым. Если будущего нет, а настоящее - говно, ничего, кроме прошлого не остаётся.
"Капитуляция в ностальгию и бесконечное перерождение старых стилей" (Zhang) - это ключевая тенденция всей современной культуры с её одержимостью всем вчерашним: от плёнки до виниловых похрустываний, которыми увлечены такие "призракологические" музыканты и лейблы как William Basinski и Ghost Box. "Ностальгия - это самый популярный маркетинговый инструмент, и, вероятно, самый определяющий продукт нашего времени. Она повсюду." (Tanner)
Общим местом этого навязчивого отворачивания является пессимизм.
"Если ты движешься в плохом направлении, и каждый день тебе становится хуже, то каждый прошедший день начинает казаться чем-то лучшим (Citarella). Ностальгия является настроением прокариата в эпоху позднего капитализма; побегом из настоящего, где нет будущего, в прошлое, где будущее, кажется, было - в мир, который представляется нам, людям выросшим в интернете, более реальным, более человечным, более… социальным. Потребность в обществе, тоска по человеку - вот содержание нашей "ностальгии".
В книге "Призраки Маркса" (1993) французский философ Жак Деррида отвечает на "конец истории" прогнозом: "марксизм будет преследовать Западное общество из могилы", мы никогда не смиримся с "посредственными удовлетворениями", которые предлагает капитализм.
Тем не менее, успешная интеграция в рынок контркультуры должна послужить нам уроком: напоминанием, что капитализм проглатывает всё. И не нуждается в нашей любви. Только в участии в рынке. Наше желание смотреть назад, и нежелание смотреть вперёд, говорит о том, что мы не активны сейчас. Превращение анти-капиталистической ностальгии в товар является залогом того, что, глядя в прошлое, которое для нас упаковали в образ жизни, очистив от "экстремизма", мы не будем бороться в настоящем.
Сегодня, как никогда, будущее должно стать холстом для нашего воображения; территорией, которую необходимо населить мечтами; изменить воцарившееся культурное настроение эпохи нового застоя; вооружиться не тоской и унынием, не романтикой мёртвых дней, не наивным оптимизмом, который говорит "всё будет хорошо", а пламенной поэзией борьбы за человека с рыночной машиной уныния, скуки и мыльных пузырей.
Первым шагом к этому является эмансипация нашей социальности, её развитие за пределами корпоративных сетей, через свободный обмен информацией и непосредственный контакт с ближним; через построение новых общностей, в основу которых ляжет не социопатичный индивидуализм с кудрявым Эго, и не безликий муравейник, а "вместе, потому что разные" (Marcos). Нам предстоит вернуть в воображение идею возможности трансформации мира; возможности любить и действовать иначе, чем сейчас; меняться и ломать самой любовью машину обесчеловечивания. В страстях этого желания нет места унынию. Есть голод. К человеку. К обществу. К жизни. И не ласковые призраки. Не тёплые воспоминания, а люди с горящими глазами и грохочущим сердцем возвращаются в настоящее, чтобы творить иное завтра.
Анатолий Ульянов
